Ковбой - Страница 11

Вот только никак нельзя к герру Виттенбаху переселяться, будь он трижды настоящий и озабоченный исключительно собственным процветанием. В некоторых отношениях его роскошный особняк в этом самом Гарлеме может оказаться форменной тюрьмой. Как прикажете мотивировать перед гостеприимными хозяевами желание незамедлительно отправиться в Вашингтон? Выдумать некое неотложное дело? Ну, а как сам Бестужев поступил бы на месте своего амфитриона? Он прикрыл глаза и явственно услышал уверенный басок Виттенбаха:

– Лео, мальчик мой, но вы ведь не знаете ни словечка по-английски и совершенно не ориентируетесь здесь!

Да, что-то вроде этого и придется услышать. Заботливый герр Виттенбах либо предложит поручить это самое дело кому-нибудь из своих надежных служащих, либо без задней мысли отправит с Бестужевым своего человека, от которого еще предстоит как-то отделаться…

И еще одно соображение, сущая угроза…

Дельцы везде одинаковы, что в Старом свете, что в Новом. Вряд ли Виттенбах, обуреваемый наполеоновскими планами, позволит своему дорогому гостю прохлаждаться долго. Денек-другой, не более – а потом он, несомненно, захочет вдумчиво и обстоятельно поговорить о делах, призовет своих инженеров, у него на службе наверняка немало толковых электротехников – а уж перед ними нечего и пытаться изображать настоящего Штепанека, разоблачение последует практически молниеносно, и каковы будут последствия, предугадать невозможно.

Нет, никак нельзя к Виттенбаху… Коготок увязнет – всей птичке пропасть…

Кое-какие планы у него имелись – и они вовсе не выглядели несбыточными. Немного авантюрой отдает, но лишь самую чуточку. Единственный недостаток – полное незнание языка, но это не столь уж и роковое препятствие…

Охваченный нетерпеливой жаждой действия, он, хотя и был голоден, к роскошному обеду почти не притронулся, съевши лишь фазанью ножку и отпробовав того-сего – зато рейнвейн прикончил до последней капли, что придало ему уверенности. Раздавив в пепельнице очередной окурок, решительно нажал кнопку. Почти сразу же появилась фройляйн Марта, окинув взглядом поднос, сказала укоризненно:

– Лео, так не годится. Вам следует восстанавливать силы… к тому же обед так прекрасен… Вы же ничего почти не съели!

Бестужев виновато улыбнулся:

– Как ни пытаюсь, не могу заставить себя проглотить еще хоть кусочек. Быть может, это на нервной почве?

Задумавшись ненадолго, фройляйн Марта кивнула:

– О да, после потрясений, подобных вашему, возможны самые разные нервические реакции… Ну что же, не буду настаивать, возможно, вам виднее… – она вдруг уставилась на Бестужева совершенно новым, загадочным взглядом: – Лео, мальчик мой, скажите откровенно: у вас ведь все благополучно? Ну, скажем, в области личной жизни? Случается, что молодые люди попадают в нешуточные хлопоты на почве молодых девиц… о, я не имею в виду, что при этом виноваты сами молодые люди… Всякое случается, жизнь полна сложностей…

– О господи! – искренне вздохнул Бестужев. – Что вы имеете в виду, дражайшая фройляйн Марта? Честью клянусь, у меня нет и не может быть никаких неприятностей, тем более связанных с молодыми девицами. Я впервые в этой стране, не могу никого здесь знать – кроме больничного персонала и герра Виттенбаха…

– Правда?

– Богом клянусь! – решительно сказал Бестужев.

Фройляйн Марта наставительно сказала:

– Лео, это большой грех – ручаться по пустякам именем Божиим, так поступать не следует…

Бестужев виновато пожал плечами:

– Ну я просто не знаю, чем мне еще поклясться… У меня нет и не может быть никаких неприятностей здесь, тем более связанных с молодыми девицами. Все знакомые мне девицы остались в Европе, ужасно далеко отсюда…

– И у вас здесь, в Нью-Йорке, нет никакой кузины?

– Господи, откуда?! – искренне изумился Бестужев. И почувствовал нехорошую тревогу. Спросил напористо: – В чем дело?

– Так-так-так… – задумчиво произнесла фройляйн Марта. – Не зря эта особа сразу показалась мне подозрительной, как-никак я могу похвастать большим жизненным опытом, коему я обязана не столько возрастом (положительно, она усмехнулась кокетливо!), сколько своей работе… Многое пришлось повидать и выслушать…

– Уж не хотите ли вы сказать, что меня разыскивает какая-то девица? – улыбаясь с самым беззаботным видом, поинтересовался Бестужев, внутренне напрягшись нешуточным образом.

– Да, именно так и обстоит…

Бестужев выругался про себя последними словами. Итак, его все же достали… Существовала одна-единственная девица, способная наводить в Америке справки о нем… точнее, об инженере Штепанеке. Значит, она тоже благополучно достигла «Карпатии» – и, судя по всему, ничуть не расхворалась. Списки спасшихся с «Титаника» доступны всем и каждому, широко обнародованы… Совсем нетрудно было взять след, ведущий в госпиталь Святого Бернарда, а оттуда в эту лечебницу – уж конечно, никто не делал из переезда сюда Бестужева тайны, с чего бы вдруг?

Как любил выражаться покойный Лемке, события пришпорены…

– Могу я знать подробности?

Фройляйн Марта с невозмутимым лицом сказала:

– Видите ли, Лео… Вокруг больницы уже второй день, я бы выразилась, рыскает некая крайне настойчивая девица. Называющая себя вашей кузиной, Елизаветой Штепанек. Она настойчиво просила допустить ее к вам, я сначала так и собиралась сделать, но вскоре передумала…

– Почему?

– Как вам объяснить, Лео… Что-то в ней меня настораживает. Начнем с того, что это типичная американка, ни слова не знающая по-немецки, – а ведь вы здесь впервые, вы никогда в Америке прежде не бывали, и если, как она уверяет, вы с ней были друзьями детства, она обязана была жить в Австрии и знать немецкий… Да и ведет она себя не вполне так, как подобало бы любящей кузине, озабоченной судьбой родственника. Двое служителей говорили мне, что она пыталась, соблазняя их деньгами, выведать, как вы выглядите, каков ваш цвет волос, глаз, сложение – одним словом, выпытывала о вашей внешности, что опять-таки странно для близкой родственницы…